— Это естественная реакция, ты сам говорил, — ответила она, — которая ничего не значит. Просто физиология.

— Да, — задумчиво подтвердил Брун, — или нет, — добавил тише.

— О! Это ведь наша песня! — оживилась Эльза, прислушиваясь.

— Наша песня?

— Та, под которую мы вчера танцевали, — она, смутившись, снова отвернулась к окну.

Брун улыбнулся, глянув на нее, и сделал громче.

Дверь им открыл старик, такой сгорбленный, что, казалось, он смотрит себе в грудь.

— Добрый день, проходите, — он посторонился, впуская их в прихожую, пропахшую старой обувью. Выцветшие коврики, устилавшие коридор, покрылись слоем пыли.

— Чай? Кофе? — предложил старик.

— Кофе, пожалуйста. — Брун снял куртку, взял пальто Эльзы.

Старик провел их в гостиную, кивнул подбородком, поросшим редкими седыми волосенками, на диван, а сам прошаркал на кухню.

— Мы туда вообще попали? — прошептала Эльза, садясь на краешек. — Как-то он не выглядит достоверным источником информации. Она похлопала ладонью по дивану, подняв маленькое облачко пыли.

— Разберемся, — ответил Брун и придвинулся к ней ближе. — Скажи, а тебе было очень приятно или просто приятно?

— Мне не могло стать очень приятно за три секунды, — усмехнулась Эльза и отодвинулась.

— Ты меня теперь всю зиму будешь этим подкалывать?

— Хотелось бы, — ответила Эльза. — Знаешь, я люблю весну. Когда свет становится теплым, запахи острыми, а в душе появляется такое чувство — как будто вот-вот влюбишься… Поэтому — да. Я бы хотела подкалывать тебя всю зиму. У меня даже есть несколько заготовок.

— Давай, — обреченно вздохнул Брун.

— Знаешь, как можно назвать то, что было утром? Пробник секса. Или вот — что общего у медведя-оборотня и феррари? Разгон до сотки за три секунды. Или еще — чем отличается заячий хвост от прелюдии медведя? Хвост — длиннее!

— Длина и время — несопоставимые понятия, — возразил Брун.

— Как скажешь, — улыбнулась Эльза.

Старик вошел в гостиную, поставил на столик две чашки с коричневой бурдой, на поверхности которой плавала маслянистая пленка.

— Так вы, значит, хотели поговорить про вампиров, — прошамкал он. — Да… Бабка моя говорила, чтоб вампира отвадить, надо трижды перекреститься, а потом плюнуть ему в левый глаз. И сказать: тень-тень-потетень, уйди лихо за плетень.

Лицо Эльзы вытянулось, она изо всех сил поджала губы.

— Роман Адамович, — осторожно начал Брун. — Вы ведь были социологом, специализирующимся на вампирах…

— А если вырвать клык вампира и лунной ночью воткнуть его в жабу, то в том месте, где она помрет, будет клад.

Эльза уткнулась Бруну в плечо, затряслась в беззвучном смехе.

— Над какой темой вы работали? — не сдавался Брун. — Вы знаете что-нибудь о первом вампире, Бальтазаре?

— А? Базар? Базар прямо на площади, перед черной церковью, что сгорела.

Старик уставился на Бруна безмятежными глазами, словно припорошенными пылью, как старые коврики в прихожей.

— Спасибо, — вздохнул Брун. — Мы, пожалуй, пойдем.

На крыльце Эльза задержалась, зажмурилась от сверкающего на солнце снега, сморгнула набежавшие слезы. Брун вышел за ней следом, застегнул куртку, глянул на девушку и нахмурился. Он вытер влажную дорожку на ее щеке, и Эльза дернула головой, сердито на него посмотрела.

— У тебя глаза на солнце как гречишный мед, — сказал он.

— А тебе лишь бы пожрать, — буркнула она.

— Вообще-то я пытался сделать тебе комплимент, но ты права, я проголодался. Интересно, в этой деревне есть какое-нибудь кафе?

Единственная улица деревеньки упиралась в пепелище — выжженное черное пятно посреди белого снега. На площади перед останками церкви яркими островками выделялись несколько торговых точек. Брун сунулся в одну и вскоре уже прижимал к груди бумажный пакет с логотипом фаст-фуда.

— А отчего церковь сгорела? — спросил он у продавщицы, набирая салфеток про запас.

— Так кто его знает, — ответила та, неодобрительно покосившись на желтую бирку в его ухе. Но словоохотливость взяла верх, и она продолжила. — Вспыхнула как спичка. Следов поджога не нашли, и сдается мне, то была высшая воля, — она многозначительно подняла глаза кверху. — Нашли кому поклоняться — вампирам! Сейчас голошеие новую церковь строят, у леса, да только пожертвований у них не густо, — она перевесилась через прилавок и заговорщицким шепотом добавила. — Говорят, в пожаре какая-то их святыня сгорела. Останки самого главного вампира.

— Интересно, — кивнул Брун. — Дайте-ка еще картошки среднюю порцию и томатный сок.

Сунув пакет с картошкой и сок Эльзе, он вышел на улицу, нашел свободную лавочку и устроился на ней, поставив бумажный пакет рядом.

Эльза вытащила поджаристую полоску картофеля, почесала ею клыки, потом пошарила в пакете Бруна и, найдя пакетик с солью, высыпала его в сок.

— Жаль, что у старичка деменция развилась, — сказала она. — Снова мы ни с чем. Зато я придумала новую загадку: что общего у церкви второго пришествия и медведя-оборотня? Вспыхивают мгновенно.

— Это, в общем, и неплохо, — кивнул Брун. Он вынул гамбургер, придирчиво осмотрел его со всех сторон. — А вот тебе загадка: что общего у твоей попы и этого гамбургера? Даю подсказку.

Он прикрыл глаза и с наслаждением вонзил зубы в румяную булочку.

— Брун!

— Что? — невозмутимо ответил он, прожевав. — Почему только тебе можно меня подкалывать?

— Потому что я — пострадавшая сторона.

— Ты сама сказала, что тебе не было больно или неприятно. Возможно, слегка пострадала твоя попа, но я сперва должен хорошенько ее рассмотреть, чтобы оценить ущерб.

Эльза фыркнула и демонстративно отвернулась. Брун, посмеиваясь, доел гамбургер и картошку, почти полностью проигнорированную Эльзой, вытер руки салфеткой и сказал:

— Давай проведем эксперимент.

— Знаешь, что? — возмутилась Эльза. — Хватит с меня твоих экспериментов! Ты меня еще на первом облапил!

— Вообще-то я хотел предложить тебе попробовать спалить руку Бальтазара. Но мне нравится ход твоих мыслей, — он усмехнулся и слегка толкнул ее локтем в бок. — Смотри, пепелище голое, как выжженное поле. Сектанты явно растащили церковь по досочке в поисках своей святыни. Которая — заметь — не горит, если верить легендам. Значит, или у них был поддельный Бальтазар, или наши сведения о нем неверны, или его очередное ребро, или что там у них хранилось, кто-то спер. А церковь поджег, чтобы замести следы.

— И ты предлагаешь заодно спалить нашего?

— А ты к нему привязалась? Проверим, может, у нас тоже фальшивка, или сведения о неуязвимости Бальтазара сильно преувеличены, — он вынул черную руку из кармана и погладил ею колено Эльзы. Она отпихнула руку и встала с лавки.

— Давай только найдем место поукромнее, чтобы голошеие и нас заодно не сожгли, за надругательство над святыней, — предложила она.

— Погоди минутку.

Брун отошел к лотку и, вернувшись, нацепил Эльзе на нос солнечные очки.

— Спасибо, — буркнула она и взяла его за руку.

Глава 25

Брун заехал по едва намеченной дороге в лес, остановил машину у рябины. Алые гроздья висели на заснеженных ветвях, точно брызги крови. Брун достал из багажника топор, подбросил его в руке. Эльза удивленно на него глянула.

— Что еще ты с собой возишь?

— Всякое-разное, что может пригодиться. Теперь еще и ящик томатного сока. Хочешь? — он протянул ей пачку, но Эльза помотала головой.

Он взял ее за руку, помогая перебираться через сугробы, на небольшой поляне остановился, осмотрелся.

— Посиди пока, — кивнул он на бревно, а сам отошел к сухому деревцу с печально повисшей верхушкой. Брун толкнул его рукой, обсыпав снег с редких веток, рубанул пару раз топором, и дерево медленно рухнуло вдоль поляны. Он отломал тонкие ветки, те, что потолще, отрубил.

— Дай я попробую, — попросила Эльза из-за спины.

— Держи, — согласился Брун, протянув ей топор. Сняв с нее солнечные очки, засунул в карман пальто. — Двумя руками. Размах… Эй, полегче, ты так его себе в спину воткнешь! И руби.