— Она давно спит.

— Все равно.

Амелия выскользнула из его объятий и тихо зашла в соседнюю комнату. Ночник с розовым абажуром тускло горел у кроватки девочки, кудрявые волосы которой рассыпались на подушке. Женщина осторожно присела, погладила круглую щечку. Ресницы затрепетали, и девочка открыла глаза.

— Мама? — прошептала она. — Ты пришла?

— Конечно, родная, — женщина легла рядом, обняв дочку.

— Где ты была?

— Путешествовала, — уклончиво ответила она.

— Больше не уезжай без меня, — с упреком сказала девочка. — Поедем вместе.

— Ладно, — согласилась та. — Хочешь, полетим на юг, как птички? Возьмем папу и уедем к морю…

Что-то твердое уперлось ей в бедро, она вынула из кармана деревянную фигурку птицы. Девочка тут же отобрала ее, сжала в кулачке и снова уснула. А женщина улыбнулась и, поцеловав дочку, закрыла глаза. Отдаленный гул, похожий на жужжание роя насекомых, проник в ее голову, но она зажмурилась крепче, прочистила мизинцем ухо, и назойливый звук стих.

Глава 45

— Что ты делаешь? — спросила Эльза, сидя на поваленном улье.

Брун подцепил когтем Бальтазара утопленную шляпку гвоздя, вытащил его и показал Эльзе.

— Проржавел насквозь, — он бросил гвоздь в жестяную банку на полу сарая, вынул из коробки новый и, примерившись, одним ударом вампирской руки вбил его в дощатую стену.

Эльза встала, прошла в глубь сарая, сняла с вешалки коньки.

— Это те, что ты хотел мне предложить? — спросила она, потрогав тусклое лезвие.

— Мгу, — подтвердил Брун, не разжимая губ, между которых был зажат очередной гвоздь.

Эльза быстро скинула ботинки, примерила коньки. Зашнуровав их, поцокала лезвиями по полу, держа равновесие.

— Слегка великоваты, но на два носка пойдет. А это твое? — она остановилась у доски для серфинга. Погладив нарисованные на ней языки пламени, постучала костяшками пальцев. — Какой большой! — восхитилась она. — И твердый!

Брун, едва не проглотив гвоздь, повернулся к ней.

— Это она, — сказал он, вынув гвоздь и забив его рукой Бальтазара.

— Неужели у Таши есть соперница? И как ее зовут?

— У нее нет имени, это просто доска, — он подошел к Эльзе, откинул холстину и ткнул пальцем в свернутый парус. — Видишь? Три золотые звезды. Я трижды выигрывал годовые соревнования.

— Ты быстрый, — улыбнулась Эльза, отводя глаза. — Стремительный…

— Так, — не выдержал он и, подхватив ее, усадил на столярный стол. — Это ты сейчас о чем?

— О виндсерфинге, конечно, — Эльза прикусила губу, стараясь сдержать улыбку. — Три звезды — это вам не хухры-мухры.

— Там еще серебряные есть, — добавил Брун, гладя ее спину. — И бронзовая одна. Но они не считаются.

— Ты, значит, ценишь только победу.

— Однозначно, — подтвердил он. — Девиз «главное — участие» для слабаков.

Он схватил ее за волосы, слегка потянув назад, лизнул шею.

— Быстрый, значит, — пробормотал он, расстегивая ее пальто. — Стремительный… Эльза, ты точно против того, чтобы я тебя отшлепал?

— Посмотрим… — улыбнулась она, забираясь руками к нему под свитер. — И далеко ты можешь заплыть на этой доске?

— Соревнования не на дальность, а на скорость, — ответил он, целуя ее в ямку над ключицей.

— Покажешь мне?

— Весной, когда потеплеет. Боюсь, сейчас я не влезу в свой костюм. К тому же зимой у скал такие волны бывают — только сумасшедший туда сунется.

Он легко поднял Эльзу, перекинул через плечо и понес в дом.

— Хочешь медленно — будет тебе медленно, — пообещал он, хлопнув ее по попе.

— Сейчас быстро и не получится, — рассмеялась Эльза, цепляясь за его спину. — Пока коньки расшнуруешь…

— Оригинальная прелюдия, да? Вот увидишь, ты еще будешь умолять меня побыстрее…

— Спорим?

— На желание без ограничений? Идет!

Предрассветный туман окутал остров плотным одеялом, из-под которого едва выглядывала голова медвежьей горы. По волнам, острым, как ребра стиральной доски, скользила моторная лодка. Пастырь держал руль крепко, таращась одним глазом на острые черные пики, которые торчали над толщей воды точно зубья расчески. Из-под белой повязки, скрывающей второй глаз, расходились уродливые щупальца шрамов.

— Предвечный, проведи, — пробормотал он, сбавляя скорость, — если на то воля твоя. Протяни мне руку, укажи путь…

Ветер подул сильнее, проредив туман, открывая проход между двумя пиками.

Марк улыбнулся, кожа на обожженной щеке натянулась, треснула и пошла сукровицей. Охнув от боли, он достал из кармана изрядно замызганный платок, прижал его к щеке. Направив лодку между скалами, распахнул пальто шире, оголяя обезображенную ожогами грудь, вперился взглядом в вырастающий перед ним обрывистый берег. Волны разбивались о черные камни, елки свешивались с темных скал, точно им было тесно на острове.

— Куда бы тут пристать, — задумчиво пробормотал он. Вынув из кармана сложенный лист бумаги, развернул его.

Карта острова, распечатанная с интернета, была мелкой и схематичной. Обведенный красным маркером дом стоял у круглого как монета озера.

Это оказалось не сложным. Один из прихожан работал в агентстве по регистрации и земельному кадастру, он-то и выяснил, где находится участок, принадлежащий Торнам.

Разумеется, зимой на медвежий остров никому нельзя. Кроме, разве что, слуги предвечного. Ведь для него действуют совсем другие законы. Марк улыбнулся, и кровь снова выступила на его щеке.

Эльза ненавидела рассветные часы. Ночью по телевизору, который и так не баловал выбором программ, шли политические дебаты, а по второму каналу — магазин на диване. Однажды она едва не поддалась порыву заказать чудо-кашеварку, которая гарантировала отличный результат в руках любой хозяйки. Она прочитала целую полку любовных романов, и теперь ей стало казаться, будто она заранее знает их все.

Спасала музыка. Эльза открывала окна, ежась от морозной свежести, и мелодии, что рождались в кончиках ее пальцев, летели над черной гладью озера к самым звездам.

А еще музыка заглушала стук сердца Бруна.

Ночью она слышала его даже с первого этажа. Звериный запах отходил на второй план, оставался лишь будоражащий аромат крови, от которого клыки выпирали за губу, а в глазах темнело.

Эльза прошла на кухню, налила себе стакан томатного сока, выпила залпом. Подумав, взяла початую коробку и, сунув ноги в ботинки, вышла на крыльцо. Тьма в ее глазах бросила тень на искристый снег, сверкающую кромку льда на озере, делая все тускло-серым, будто покрытым пеплом. Сок застрял в горле куском холодного желе. Эльза прижала ладонь ко рту, быстро перевесилась через перила, и ее вырвало. На снегу расплывалась уродливая красная клякса.

Эльза часто задышала, пытаясь успокоить голод, раздирающий внутренности. Ее желудок требовал крови. Горячей, соленой, одуряюще вкусной. Зачерпнув снег с перил, Эльза брезгливо оттерла губы. В глазах плясали мушки, или… Она прищурилась, пригляделась…

— Брун! — завопила Эльза и понеслась в дом, громыхая ботинками по ступеням. — Брун, проснись же! — она потрясла его за плечи, не церемонясь, влепила ему пощечину. — В доме твоего брата кто-то есть.

Глава 46

Пастырь, вынув из кармана отмычку, вскрыл замок, крадучись, вошел в спящий дом. Тонкий синий луч фонаря скользнул по стенам, выхватил фотографию семейной пары с лопоухим мальчиком между ними. Доска скрипнула под ногой Марка, и тот замер. Тишина. Неужели эта ниточка оборвалась? Не может быть! Предвечный вел его сюда, подбрасывая подсказки, помогая. Это все не простое совпадение! Он осторожно открыл ближайшую дверь, заглянул — пусто. Распахнул вторую, третью. Он пошел по коридору, уже не таясь, разочарование кипело в его груди, обжигая больнее огня. Толкнув последнюю дверь, Марк замер. Неуверенная улыбка тронула его губы. Вот, значит, как. Вот чего хочет предвечный. Что ж, он готов принести ему жертву. И тогда, быть может, он даст еще одну подсказку и укажет, где спрятан сосуд с благословенной кровью — Эльза.